СЕРЫЕ
Он ненавидел их, ненавидел так, что они вряд ли могли себе это представить.
Их лица, их слова, их жесты, выражение глаз, их мимику, манеру одеваться.
Они родили Его и пытались воспитать таким же, как Они.
Они хотели этого с такой же силой, с какой Он сопротивлялся. "Чёрное" для всех, становилось "белым" для Него;
"нет" он воспринимал только как "да"; Их "добро" было Ему хуже самого извращённого наказания.
Они окружали его постоянно, везде; Он видел Их каждый день, каждый час своей недолгой жизни
и не было мгновения, чтобы Он не испытывал к Ним непреодолимой ненависти.
Они убивали его мечты, гноили желания, пытались лишить стремлений, избавиться от его надежд и
подчинить волю. Он отметал Их попытки, шёл наперекор, много терял на этом зыбком пути, но не отступался.
Они росли вместе с Ним, были и старше, и младше; Он жил с ними, но не мог говорить –
знал наперёд все их ответы – так Они были предсказуемы. Он перестал делиться своими проблемами и
слушать чужие – он не понимал, как можно говорить о таких незначительных вещах, о которых говорили Они;
он не переносил того, чем восхищались Они: пустота, безликость, косность, упадок, упакованные в
блестящую обёртку, которую Они называли жизнью; раздражали Его. "Боже, как же это может тебе не нравиться –
от этого сейчас все без ума" – часто слышал Он. Всех он не воспринимал, но эти все – одинаковые, тупые,
безнадёжно жалкие, уродливые, гнусные, пошлые, безликие…Они…и есть мир, а Он – лишь Их часть, которая,
как несрастающая кость, мешала жизни их слаженного организма.
Он открывал окно и кричал "Я ненавижу вас!" Они смеялись. Их нервный смех подстёгивал
его кричать сильнее. "Я ненавижу вас, ненавижу вас, ненавижу, жалкие вы шаблоны!" Он включал музыку,
пытаясь избавиться от глухого одиночества. Но из динамиков Он слышал Их песни, Их слова, Их мысли,
которые он уже все знал, и которые были настолько скучны и предсказуемы, что Он кричал ещё громче.
Он не боялся умереть. Он не видел смысла жить в этом мире, среди таких убогих людей.
Он не искал смерти, но и не трясся перед её приходом. Он видел в ней и только в ней своё освобождение,
но она не торопилась, как будто смеялась над Его "жалкими" порывами.
Пытаясь приспособиться к Ним, он задыхался, ему было плохо, тоскливо, не нужно,
Он бессильно бесился, Ему казалось, что Он тихо умирал.
Они же хотели заставить Его продолжиться, оставить на земле такого же, как Они.
Он взрослел, но не менялся, Ему было только хуже оттого, что Его мысли жили отдельно от Его тела.
Они пользовались этим, предлагая самые дикие искушения; Он крепился, иногда Ему этого не удавалось.
Тогда Он ненавидел себя ещё сильнее Них, Ему было противно смотреть на себя.
С отвращением Он смывал с себя Их запах.
Однажды Он не выдержал. Она лежала и улыбалась как главная героиня паршивого кино.
Он перешёл грань. Ему хотелось смыть эту чёртову улыбку, стереть, уничтожить её…
Они "пощадили" Его, хотя Он и провоцировал Их на своё уничтожение. Запах хлорки, лекарств,
не перебивающий естественных запахов, стал отныне Его другом и собеседником. Он успокоился.
Всё вокруг казалось Ему естественнее, живее. Он ликовал, когда за Ним закрылись железные ворота с
криво прибитой табличкой "Городская психиатрическая больница №13" .
Здесь, в этом убогом пристанище, Он нашёл временную свободу от этих подобий людей,
которые всегда были и останутся СЕРЫМИ…
(2003, март)
|